Черт.

Кажется, этим трофеем он гордится.

Он улыбается, показывая идеально ровные белые зубы. На нем утепленное пальто и шарф, завязанный с большой фантазией. Он достаточно привлекательный для того, чтобы своей фирменной улыбкой разбудить бабочек в животе у девушки, но мои бабочки все передохли.

— Привет, — обводит глазами мое лицо. — Погнали?

— Угу, — пристегиваю ремень.

Он так упорно просил о встрече, что я решила сдаться.

Может быть, это мой женский эгоизм и попытка потешить свою самооценку, но я все равно сдалась, правда на своих условиях, поэтому через пятнадцать минут он тормозит напротив одного очень маленького и очень неприметного кафе, в котором ни одного из его друзей априори встретить нельзя.

Пока я поглощаю чизкейк, запивая его чаем, Лекс потягивает кофе, рассказывая о том, что через пару недель собирается слетать на выходные к морю. Меня не смущает эта новость, я уже поняла, что этот парень живет в собственном пространственно-временном измерении, как и все его друзья, но я удивленно поднимаю на него глаза, когда он говорит:

— Полетели со мной.

Его голубые глаза смотрят на меня выжидательно. Как бы то ни было, его нельзя назвать робким или неуверенным, именно поэтому отводить их он не собирается. Я уверена, от такого предложения трусы бы сорвало у многих девушек, но мои срывает совсем от другого, и от этого “другого” я могу воспарить к потолку, даже сидя в “Макдональдсе”. И шмякнуться о землю тоже.

— Лекс… — вздыхаю.

— Начало отстой, — замечает он.

— У меня сейчас… проблемы в семье. Я не могу уехать. И… мы с тобой, вроде как друзья…

— Давай слетаем, как друзья, — настаивает он.

Закономерно, что наличие у меня проблем он игнорирует. Я не разочарована, я бы все равно не стала делиться. Может быть, как раз с таким парнем и можно забыть о своих проблемах, только от этого они никуда не денутся.

Я не смогу с ним расслабиться. Даже на минуту. Или потерять голову. Теперь, когда я знаю, что это такое…

— Я не могу, — смотрю в свою чайную чашку.

— У тебя есть парень?

— Нет, — трясу головой.

— Тогда мое предложение открыто, — говорит он. — У тебя две недели, чтобы передумать.

Он отвозит меня домой, и я полушепотом говорю ему: “Пока”, — выходя из машины.

Я провожу в ванной полчаса, в ожидании, когда вернутся мама и Василина, у которой сегодня чаепитие в гостях у одной из подруг.

Выйдя из ванной, я обнаруживаю на телефоне сообщение от неизвестного номера, которое гласит:

“Я забронировал и оплатил автосервис. Они поменяют резину и устранят поломку, которая “стучит”. Машину завтра в десять заберет эвакуатор, просто отдай водителю ключи, с ним я тоже договорился. Заберешь машину в понедельник, адрес вышлю следом. И перед тем как отказываться, говорю еще раз, я хочу компенсировать ущерб, который причинил мой брат. Если тебя это устраивает, напиши “да”.

— Упрямый! — рычу, топая ногами.

Швыряю телефон на постель и мерю шагами комнату, грызя ноготь.

Я не хочу, не хочу, не хочу от него помощи!

Холодный расчет в моей голове сталкивается с нежеланием думать, как взрослый человек. Мне хочется послать его к черту.

Чтобы разозлить, чтобы задеть.

Но, рухнув на кровать, я понимаю, что буду дурой, если откажусь.

Надавив на горло своей гордости, я выдавливаю из себя одно-единственное слово.

“Спасибо”, — пишу, укладываясь на кровать.

Всхлипнув, подтягиваю к животу ноги и смотрю в стену до тех пор, пока в замке входной двери не начинает ворочаться ключ.

Глава 24

Денис

Машину несёт.

Гололед.

Решаю сбавить скорость, иначе кого-нибудь «поцелую», а если я кого-то «поцелую», скорее всего, от той тачки мало что останется. Если бы я этого не понимал, никогда бы не сел за руль своего внедорожника. Именно поэтому я никогда не давал ключей от него Владу. Береженого бог бережет.

— Денис!

Возмущенный голос матери выдергивает меня из астрала.

Моргаю, понимая, что пялюсь в лобовое стекло уже какое-то время. Сигнал клаксона позади стоящей машины добавляет эффекта.

— Зеленый! — указывает мама.

Вдавив педаль в пол, трогаюсь, пересекая перекресток, на котором мы встали.

— Денис, — строго зовет она. — Я с тобой уже минут пять разговариваю, ты меня вообще слушаешь?

— Да.

На ее лице недоумение. Брови удивленно выгнуты. Глаза блуждают по моему лицу.

— Давай не будем меня унижать и заставлять спрашивать, о чем я все это время говорила.

— Давай, — снова смотрю на дорогу.

У меня лучшая мама на свете. Я ее люблю. Она любит меня. Нас. Всех нас. Нашу семью. Мне всегда было с ней легко, но сейчас ощущение, что впервые в жизни я не могу обратиться к ней за советом.

Просто чувствую это.

Я знаю, что она мне посоветует, и хоть ее совет будет правильным, он заведомо меня бесит. Это будет не то, что я хочу услышать. А то, что хочу, даже сам себе сформулировать не в состоянии. У меня внутри гребаная сжатая пружина, и я веду охеренную работу над собой, чтобы эта спираль не выстрелила.

— У тебя проблемы? — требует мама.

Проблемы?

Да, у меня проблемы.

— Просто задумался, — отвечаю ей.

Думаю, ей будет не в кайф узнать, что у меня невменяемые всплески возбуждения, от которых башка теряет кровь. У меня то стоит, то падает. Прямо сейчас, когда мы едем домой. Я достаточно взрослый, чтобы понимать — в какой-то момент делиться с матерью своими “проблемами” становится неприемлемым, а вуалировать то, что со мной происходит, я не в ресурсе. Может, лет через сто.

— О чем? О судьбах мира? — недоумевает она.

— О них, — отворачиваюсь.

С моей картиной мира явно что-то не то. Привычные вещи вдруг стали меня порядком бесить. Голос радиоведущего в данный момент особенно. Я бы отключил звук, но тогда вопросов ко мне будет еще больше.

Я раздражаюсь. На все вокруг. На скорость движения лифтов, на говно, оставленное собачниками, на повышенное внимание к себе тоже.

Моя пассажирка молчит, а я просто веду машину.

— Поделись с мамой, — просит деловым тоном.

— У меня голова болит, — даю самый тупой и беспощадный ответ.

— Заболел? — немного взволнованно.

— Наверное…

— Тогда поехали домой. У меня есть антивирусные.

Антивирусные.

Глубоко втянув в себя воздух, выпускаю его со свистом.

Антивирусные мне не помогут.

Я злой, голодный и у меня очень херовое настроение.

В моей жизни все, как и было, просто теперь меня ничего не удовлетворяет, хотя перспектива завалиться в свою постель и часов на двенадцать ограничить все контакты, заманчива. Может быть, мне это и нужно. Закрыться в комнате. Блять. Мне что, шестнадцать?

— Просто нужно поспать, — сворачиваю на кольцо, двигаясь в сторону дома.

— Так ты останешься на ужин? Просто сегодня пятница, я думала, ты останешься у Ники.

Позавчера я снял Нику со своего члена, когда она пыталась от меня забеременеть, и предложил ей принимать такие решения после более тщательного обсуждения.

Она выглядела шокированной, а я не стал извиняться. Я подал свою абсолютно ебанутую позицию под соусом взрослой адекватности. И это полная херня.

Все это херня.

Меня мучит совесть, но я понимаю, что другого развития этой ситуации допустить не мог.

Я понял, что не готов к “нашему” ребенку и всем последствиям от его появления.

И от этого я, блять, в ступоре.

Выводы, к которым я прихожу, заставляют тупить на каждом шагу.

Очередной светофор, и я снова торможу.

На пешеходный переход высыпают люди. Много людей. Я не считаю их по головам. Я просто смотрю в пространство, пока лобовое стекло посыпает снегом.

Я представляю себя через много лет. С моими детьми. Нашими с Никой. И это не вызывает диссонанса, нет. Картинка мне нравится. Диссонанс вызывает то, что все это гипотетическая картинка, а когда ситуация уперлась в тупой и обыкновенный акт оставить в Нике свою сперму для вклада в будущее, я просто не смог кончить.